Просвіта Дзвін Севастополя Союз українок ТРЦ Бриз
На першу Галерея Вільна трибуна УКІЦ УГКЦ
Відгуки Бібліотека Пласт Смішного! Лінки

Бражнев Александр.
Школа опричников.
Исповедь энкаведиста
Повесть.

ЭКЗАМЕН. МАНДАТНАЯ КОМИССИЯ

Через два дня я пришел в школу, и снова меня ввели в аудиторию, где сидело еще 14 поступающих. Одни прибыли, как я, по командировкам от производства, другие — из младших командиров Красной Армии, еще носившие форму с треугольничками в петлицах. Я вздохнул о своих капитанских «шпалах». Оказалось, что мы должны держать экзамен для проверки общеобразовательных познаний. Нас экзаменовали, примерно, в пределах программы шестого класса неполной средней школы: математика, русский и украинский языки — все в один день. Потом нам дали пропуска на завтра, к 9 часам утра.
На следующий день был экзамен по политической подготовленности. Вызывали по очереди. Мне было задано несколько вопросов по учебнику Ярославского*. Отвечал я, как мне казалось, удовлетворительно, рискнул даже сослаться на «труды тов. Сталина» и вызвал одобрительную улыбку экзаменатора, что-то в тетради отметившего. Экзамен закончился около 12 часов. Нас построили в коридоре и повели в огромную, человек на двести, столовую. Столы на четверых. Белоснежные скатерти. Вазы с цветами. Официанты расставили перед нами приборы в определенном размещении ножей и вилок. В корзинах принесли белый, нарезанный тонкими ломтиками хлеб — в изобилии. Борщ был подан в суповых мисках, наливал себе каждый, сколько хотел. Свиная отбивная, с гречневой кашей, была подана тоже в особых тарелках для жаркого. На третье — фруктовый кисель и мороженое.
Надо полагать, что у всех у нас были одни мысли, — и у тех, что из армии, и у тех, что с производства: таких обедов мы не видывали, про такие обеды рассказывали нам старики, и мы к таким рассказам относились недоверчиво.
Был в столовой и буфет. Кое-кто, в том числе и я, двинулись к буфету.
— Дайте, пожалуйста, папирос «Новый Харьков», — попросил я возможно независимей.
Буфетчица подала мне пачку, я вручил ей три рубля. Так как эти папиросы стоили тогда 2 р. 75 коп., я был удивлен, получив сдачу в 1 р. 65 копеек.
— Вы ошиблись, — сказал я.
— Нет, — улыбнулась буфетчица, — у нас такая цена: 1 р. 35 копеек.
Все цены в буфете были значительно ниже цен советского рынка, и каждый из нас что-нибудь купил.
Затем мы получили пропуска на завтра и разошлись по домам.
Дома меня ждало письмо. Жена писала, как обычно: приветствия, разные несложные факты из быта, но чувствовалась встревоженность — моя школа пугала ее, представлялась ей преддверием ада. Открыто писать о своих опасениях она, конечно, не могла. Тесть приписал к ее письму, что сожалеет о сделанной им глупости, хвалил меня за выбор нового жизненного пути, обещал помощь и покровительство.
Это письмо и завтрашняя мандатная комиссия взволновали меня настолько, что я почти и не спал в ту ночь. Теперь я уже боялся провала на мандатной комиссии — провал означал бы конец моему как-никак свободному существованию.
В указанный на пропуске срок — 13 часов 45 минут — я прибыл в школу. Меня направили опять в ту же аудиторию, но вскоре я был вызван. Вызывавший отвел меня в другую комнату, по тому же коридору. Там сидел чекист в чине младшего лейтенанта, предложивший мне расположиться на стуле напротив. Он спросил фамилию, имя и начал задавать вопросы, касающиеся моего происхождения. Потом вынул из папки мою анкету и расспрашивал уже по ней. Предупредил:
— За дачу ложных ответов подлежите уголовной ответственности по статье...
Я уже забыл, по какой статье. Я знал одно: отступать поздно.
— Кроме того, — продолжал мой истязатель, — вы можете не торопиться с ответами, старайтесь хорошенько припомнить.
Вероятно, это была ловушка. Я не попал в нее потому, что сто — сто двадцать вопросов анкеты были мною зазубрены давно. Опрос длился два часа, и чекист нашел нужным объяснить мне, почему только два часа, а не дольше: я был пролетарского происхождения, мои родители под судом и следствием не были, — одним словом, мое дело было «чистым». Однако я должен был приписать к анкете, что все записанное в ней — сущая правда. Подписали анкету оба — я и он.
Младший лейтенант дал мне 10 минут на передышку, после чего дежурный по школе повел меня на пятый этаж, приоткрыл дверь одной из комнат и пропустил меня вперед. Комната оказалась такой, каких я и никто вообще видеть раньше не могли бы. Стены целиком обтянуты красной материей, по стенам — портреты вождей, самый крупный, занявший простенок между двумя окнами, — портрет «железного наркома» Н. И. Ежова. Посреди комнаты — массивный круглый стол, за столом три откормленных чекиста: старший лейтенант государственной безопасности, лейтенант и младший лейтенант. У обоих окон сидели чекисты без командирский отличий, секретари-стенографисты. Меня усадили за стол — лицом к лицу с тройкой бугаев.
— Курите? — любезно обращается ко мне старший лейтенант, протягивая коробку.
Благодарю и закуриваю.
— Ваша фамилия?
Отвечаю.
— Анкету заполняли?
— Да, товарищ начальник.
— Правдиво?
— А как же иначе? — разыгрываю я наивность.
— Можете отвечать по вопросам?
Говорю, что готов, и старший лейтенант что-то сказал шепотом своему соседу справа, лейтенанту. Тот зачем-то поднялся и зачем-то объяснил мне, что комиссия намеревается меня опрашивать, а я должен отвечать — четко и без запинки.
— Вполне готов! — снова выражаю я свою готовность врать.
— Сколько вам лет?
Отвечаю, как сорвавшись с цепи.
— В каком году работали там-то?.. Где работал ваш отец в 1918 году?..
Вопросы догоняют один другой, падают, как камни. Отвечаю быстро.
— За что ваш отец подвергался аресту в 1931 году?
От неожиданности я чуть не обезъязычел, но справился и с этим, хорошо рассчитанным, ударом.
— Отец не был арестован ни разу, — с деланным удивлением отвечаю я и чувствую, что вот-вот мог бы и ляпнуть правду — правду о родном отце, не о легендарном. Скосил глаза на стенографистов: строчат.
После получасового состязания мне предложили выйти в коридор.
— Выйдите минут на пять — на десять. Мы вас позовем.
И ровно через 10 минут меня вызвали, чтобы объявить, что я зачислен в школу и обязан явиться 17 сентября. Старший лейтенант коротко осведомил меня об условиях обучения.
— Курсанты состоят на полном иждивении — питание, обмундирование, даже проезд. Курсанты находятся на казарменном положении, выходят в город по отпускам, с субботы на воскресенье дается отпуск с ночевкой. Но, — добавил он строго, — если будете хорошо заниматься, а плохие отметки влекут за собой лишение отпуска. Успешно работая, можете рассчитывать на поощрение в виде — внеочередного отпуска в город, денежной премии, посещения театров и т. п. Само собой разумеется, что и дисциплина должна быть на высоте. Можете идти.
Испытание нервов выдержано, и я бегу домой в безотчетно радостном состоянии духа.

* Имеется ввиду «История ВКП(б). Под редакцией Е. М. Ярославского».

Дальше

К содержанию Бражнев Александр. Школа опричников. Исповедь энкаведиста

Ідея та наповнення - Микола ВЛАДЗІМІРСЬКИЙ